Ирина Бекешкина: Терпение населения лопнуло
Просмотров: 1703
29 серпня 2017 16:42
Они хотят всего и сразу, и отступать некуда
Если сейчас как то определить настроение в обществе, то это будет, наверное, разочарование. У людей возрастает чувство несправедливости, особенно у тех, кто был участником Майдана и АТО. Все чаще и чаще возникает вопрос: а за что мы боролись? Это опасно. Мирным третий Майдан уже не будет: у людей на руках много оружия.
Терпение лопнуло. И уже довольно давно. Люди хотят, чтобы все было сразу. А если не сразу — значит, “все пропало”. Мы держимся на том, что у нас нет другого выхода. Нам некуда отступать. Потому что у нас один путь: или идти в Европу, иначе нас подомнет Россия. Движемся медленно, два шага вперед, один назад, попрыгаем на месте, потом вдруг нас отбрасывает назад, потом рывком снова вперед. У нас, знаете, сложные телодвижения, но мы все таки продвигаемся.
Украинцы не чувствуют себя в безопасности по двум причинам. Во-первых, это, конечно, война; во вторых, растет преступность, причем насильственная. А как вы думаете, чего люди больше всего боятся сейчас? Роста цен. По данным мониторинга Института социологии, нападения внешнего врага боится 43%, а роста цен — 81%, невыплат зарплат и пенсий — 60%, безработицы — 73%. Экономические страхи превалируют.
Сейчас идет битва между старой Украиной, коррумпированной, непрофессиональной, отсталой и новой проевропейской Украиной, которая хочет побороть коррупцию, дать простор экономическому развитию. Эта новая Украина очень активна, но силенок недостаточно. Особенно в политике. Гражданское общество пошло в политику, но там оно, к сожалению, ощущает себя десантом на вражеской территории. А десанты войн не выигрывали. За ними должна идти мощная армия. Вот ее пока нет.
Я, честно говоря, была уверена, что после обнародования электронных деклараций политики побегут, по крайней мере, из власти. Тихонечко сядут и будут наслаждаться жизнью, чтобы их не трогали. Но нет. Вот это и напрягает. Они будто уверены, что ничего не будет. "Бриллиантовых" прокуроров сколько уже судят? Третий год, и ничего не слышно. Надо сажать, в конце концов, по закону. Надо. Никуда не деться. А к этому не готовы, потому что “сегодня — ты, а завтра — я”. Кого то в ритуальную жертву, я думаю, принесут. Похоже, договорились, что это будет Добкин, хотя как знать. Возможно, это очередной ход для сговорчивости Оппоблока.
Патернализм никуда не делся. Мы по своему уникальная страна. У нас на общенациональных выборах всегда побеждала оппозиция. За исключением выборов 1999 года, когда во второй раз победил Леонид Кучма. Все остальные президенты у нас менялись, по партийным спискам тоже побеждала оппозиция. Потому что у нас каждые выборы — это аукцион обещаний. Пообещали и не сделали? А они не могут, даже если бы хотели, не могут. Ах, вы такие — ну, мы других выберем. И так до бесконечности.
Можно, конечно, было бы сказать: вот, вы такие вруны, много обещаете. А если говорить честно — пройдут на выборах те, кто не будет обещать, наберут достаточное количество голосов? Вряд ли.
Будут выборы, и я боюсь, что на этих выборах популисты будут праздновать победу. По нашим последним данным, с небольшим отрывом, но лидирует Тимошенко. Дальше кучно идут Порошенко, Бойко, Рабинович. У Тимошенко свой сторонник, а у Порошенко есть резерв — те, кто против Тимошенко. Как за Кучму голосовали.
Любое демократическое общество больно популизмом. Потому что надо побеждать на выборах. Но одно дело — популизм в странах, где большинство составляет средний класс, и другое — где большинство составляет бедное население. Например, недавно в Швейцарии провели референдум о гарантированном доходе. Предполагалось, что каждому жителю, независимо от того, есть ли у него работа, государство будет ежемесячно выплачивать 2,5 тыс. швейцарских франков ($ 2,5 тыс.). 78% швейцарцев проголосовали против — а нечего разводить иждивенчество. У них логично возник вопрос: за чей счет? И они понимают: за счет тех, кто работает. А как бы у нас проголосовали? Сказали бы: хорошо, пусть дают, шара ведь. Вот и разница.
Самые радикальные изменения в сознании украинцев произошли в 2014 году. Прежде всего это резкая смена внешнеполитических ориентаций. Раньше, когда мы спрашивали, нужно интегрироваться в ЕС, нам отвечали: “Нужно”. “Нужно в Таможенный союз?” — “Нужно” — “А туда или туда?” Вот тут начиналось деление. А после вот этого “кунштюка” России восточный вектор рухнул. Утратив доверие к России, многие пошли в “нам никуда не нужно интегрироваться” или “трудно сказать”. Но, в любом случае, теперь нет двух векторов, он один — на Запад.
И, конечно, отношение к НАТО. В чем были всегда солидарны украинцы, так это в том, что “НАТО нам не надо”. Даже на западе Украины мнения делились почти поровну. Теперь вступление в НАТО поддерживают большинство — 78% — украинцев, а в случае проведения референдума он был бы однозначно выигрышным. Россия приобрела Крым, но потеряла Украину. Уже все.
Безвизовый режим — это, конечно, не глобальная “перемога”, но то немногое за последнее время, что действительно хорошо. И то, что не делит страну. 40% украинцев ответили, что для них это важно: это больше, чем количество тех, у кого есть зарубежные паспорта (у нас их 30%) — и это гораздо больше, чем количество тех, у кого есть биометрические паспорта и паспорта с действующими визами (таких у нас пока не больше 15%). Люди видят перспективу. И это важно для них.
Говорить на украинском языке больше не стали. Если в 1992 году преимущественно на украинском языке говорили 37%, в 2016-м — 42%. Но поменялось отношение к украинскому и русскому языкам. В 1996 году был вопрос: “Как вы считаете, нужно ли придать русскому статус официального?”. "Да" — 51%, "нет" — 33%. Тот же вопрос в 2016 году: “да” — 30%, “нет” — 55%. Но это менялось постепенно. Резкого скачка даже в 2014 году не произошло.
Заставить всех перейти на украинский просто потому, что хочется быстрых побед, невозможно. Нужна украинская массовая культура. Извините, нужна украинская Донцова. То, что люди читали бы на пляже. Детективные телесериалы нужно делать убойные. Чтобы не российские смотрели, а украинские. У нас ведь, согласно опросу, совсем не понимают украинский язык всего 1% населения. Даже в Крыму таких было всего 10%.
И тут главное — без насилия. Ирина Фарион после ее скандального визита в детский сад, на выборах 2012 года, я думаю, пару процентов Партии регионов принесла. А сейчас Ницой. Ну, ребята, так нельзя. Даже с точки зрения успеха того, чего ты хочешь достичь. Нужно выбирать нужные средства. Так можно только настроить против украинского языка.
Самый главный разъединяющий фактор сегодня — нетерпимость. Когда мы проводили исследование по правам человека, задавали вопрос “Как вы думаете, можно лишать прав определенные категории населения?”. Общая готовность украинцев к ограничению прав определенных групп людей оказалась очень высокой: высказались за ограничение прав наркозависимых 66% населения (из них 26% считают, что права людей этой группы должны быть “безусловно ограничены” и еще 40% — “при определенных обстоятельствах”). За ограничение прав сексуальных меньшинств высказались 46% (19% — “безусловно” и 27% — “при определенных обстоятельствах”). Ничего себе? Вот эта нетерпимость к инаковости растет. Когда человек с другой точкой зрения становится не оппонентом, а врагом.
Я со сдержанным оптимизмом отношусь к возможности изменения сознания на оккупированной территории, потому что там все инфицировано российской пропагандой. На “сдержанный оптимизм” настраивают изменения в сознании людей на территориях Донецкой и Луганской областей, которые тоже были оккупированы, но сейчас контролируются Украиной. Когда мы только приступали в конце 2014 года к опросам на этой территории, то я хорошо помню, что 35% хотели отделиться от Украины, 20% хотели быть с “ДНР” и “ЛНР”, а еще 15% присоединиться к России. Сейчас ничего этого нет. Процентов 5% таких осталось, кто хочет отделиться от Украины.
Там жизнь как то восстанавливается, люди приходят в себя, хотя я не преувеличиваю их проукраинскость. Мне рассказывали, как в Станице Луганской отправляли детей на отдых в Западную Украину. Если в первую волну не могли набрать группу, все боялись, то в третью — чуть не дрались уже, чтобы туда поехать.
Ирина Бекешкина (социолог, директор фонда «Демократические инициативы»), монолог для «Нового времени»
Если сейчас как то определить настроение в обществе, то это будет, наверное, разочарование. У людей возрастает чувство несправедливости, особенно у тех, кто был участником Майдана и АТО. Все чаще и чаще возникает вопрос: а за что мы боролись? Это опасно. Мирным третий Майдан уже не будет: у людей на руках много оружия.
Терпение лопнуло. И уже довольно давно. Люди хотят, чтобы все было сразу. А если не сразу — значит, “все пропало”. Мы держимся на том, что у нас нет другого выхода. Нам некуда отступать. Потому что у нас один путь: или идти в Европу, иначе нас подомнет Россия. Движемся медленно, два шага вперед, один назад, попрыгаем на месте, потом вдруг нас отбрасывает назад, потом рывком снова вперед. У нас, знаете, сложные телодвижения, но мы все таки продвигаемся.
Украинцы не чувствуют себя в безопасности по двум причинам. Во-первых, это, конечно, война; во вторых, растет преступность, причем насильственная. А как вы думаете, чего люди больше всего боятся сейчас? Роста цен. По данным мониторинга Института социологии, нападения внешнего врага боится 43%, а роста цен — 81%, невыплат зарплат и пенсий — 60%, безработицы — 73%. Экономические страхи превалируют.
Сейчас идет битва между старой Украиной, коррумпированной, непрофессиональной, отсталой и новой проевропейской Украиной, которая хочет побороть коррупцию, дать простор экономическому развитию. Эта новая Украина очень активна, но силенок недостаточно. Особенно в политике. Гражданское общество пошло в политику, но там оно, к сожалению, ощущает себя десантом на вражеской территории. А десанты войн не выигрывали. За ними должна идти мощная армия. Вот ее пока нет.
Я, честно говоря, была уверена, что после обнародования электронных деклараций политики побегут, по крайней мере, из власти. Тихонечко сядут и будут наслаждаться жизнью, чтобы их не трогали. Но нет. Вот это и напрягает. Они будто уверены, что ничего не будет. "Бриллиантовых" прокуроров сколько уже судят? Третий год, и ничего не слышно. Надо сажать, в конце концов, по закону. Надо. Никуда не деться. А к этому не готовы, потому что “сегодня — ты, а завтра — я”. Кого то в ритуальную жертву, я думаю, принесут. Похоже, договорились, что это будет Добкин, хотя как знать. Возможно, это очередной ход для сговорчивости Оппоблока.
Патернализм никуда не делся. Мы по своему уникальная страна. У нас на общенациональных выборах всегда побеждала оппозиция. За исключением выборов 1999 года, когда во второй раз победил Леонид Кучма. Все остальные президенты у нас менялись, по партийным спискам тоже побеждала оппозиция. Потому что у нас каждые выборы — это аукцион обещаний. Пообещали и не сделали? А они не могут, даже если бы хотели, не могут. Ах, вы такие — ну, мы других выберем. И так до бесконечности.
Можно, конечно, было бы сказать: вот, вы такие вруны, много обещаете. А если говорить честно — пройдут на выборах те, кто не будет обещать, наберут достаточное количество голосов? Вряд ли.
Будут выборы, и я боюсь, что на этих выборах популисты будут праздновать победу. По нашим последним данным, с небольшим отрывом, но лидирует Тимошенко. Дальше кучно идут Порошенко, Бойко, Рабинович. У Тимошенко свой сторонник, а у Порошенко есть резерв — те, кто против Тимошенко. Как за Кучму голосовали.
Любое демократическое общество больно популизмом. Потому что надо побеждать на выборах. Но одно дело — популизм в странах, где большинство составляет средний класс, и другое — где большинство составляет бедное население. Например, недавно в Швейцарии провели референдум о гарантированном доходе. Предполагалось, что каждому жителю, независимо от того, есть ли у него работа, государство будет ежемесячно выплачивать 2,5 тыс. швейцарских франков ($ 2,5 тыс.). 78% швейцарцев проголосовали против — а нечего разводить иждивенчество. У них логично возник вопрос: за чей счет? И они понимают: за счет тех, кто работает. А как бы у нас проголосовали? Сказали бы: хорошо, пусть дают, шара ведь. Вот и разница.
Самые радикальные изменения в сознании украинцев произошли в 2014 году. Прежде всего это резкая смена внешнеполитических ориентаций. Раньше, когда мы спрашивали, нужно интегрироваться в ЕС, нам отвечали: “Нужно”. “Нужно в Таможенный союз?” — “Нужно” — “А туда или туда?” Вот тут начиналось деление. А после вот этого “кунштюка” России восточный вектор рухнул. Утратив доверие к России, многие пошли в “нам никуда не нужно интегрироваться” или “трудно сказать”. Но, в любом случае, теперь нет двух векторов, он один — на Запад.
И, конечно, отношение к НАТО. В чем были всегда солидарны украинцы, так это в том, что “НАТО нам не надо”. Даже на западе Украины мнения делились почти поровну. Теперь вступление в НАТО поддерживают большинство — 78% — украинцев, а в случае проведения референдума он был бы однозначно выигрышным. Россия приобрела Крым, но потеряла Украину. Уже все.
Безвизовый режим — это, конечно, не глобальная “перемога”, но то немногое за последнее время, что действительно хорошо. И то, что не делит страну. 40% украинцев ответили, что для них это важно: это больше, чем количество тех, у кого есть зарубежные паспорта (у нас их 30%) — и это гораздо больше, чем количество тех, у кого есть биометрические паспорта и паспорта с действующими визами (таких у нас пока не больше 15%). Люди видят перспективу. И это важно для них.
Говорить на украинском языке больше не стали. Если в 1992 году преимущественно на украинском языке говорили 37%, в 2016-м — 42%. Но поменялось отношение к украинскому и русскому языкам. В 1996 году был вопрос: “Как вы считаете, нужно ли придать русскому статус официального?”. "Да" — 51%, "нет" — 33%. Тот же вопрос в 2016 году: “да” — 30%, “нет” — 55%. Но это менялось постепенно. Резкого скачка даже в 2014 году не произошло.
Заставить всех перейти на украинский просто потому, что хочется быстрых побед, невозможно. Нужна украинская массовая культура. Извините, нужна украинская Донцова. То, что люди читали бы на пляже. Детективные телесериалы нужно делать убойные. Чтобы не российские смотрели, а украинские. У нас ведь, согласно опросу, совсем не понимают украинский язык всего 1% населения. Даже в Крыму таких было всего 10%.
И тут главное — без насилия. Ирина Фарион после ее скандального визита в детский сад, на выборах 2012 года, я думаю, пару процентов Партии регионов принесла. А сейчас Ницой. Ну, ребята, так нельзя. Даже с точки зрения успеха того, чего ты хочешь достичь. Нужно выбирать нужные средства. Так можно только настроить против украинского языка.
Самый главный разъединяющий фактор сегодня — нетерпимость. Когда мы проводили исследование по правам человека, задавали вопрос “Как вы думаете, можно лишать прав определенные категории населения?”. Общая готовность украинцев к ограничению прав определенных групп людей оказалась очень высокой: высказались за ограничение прав наркозависимых 66% населения (из них 26% считают, что права людей этой группы должны быть “безусловно ограничены” и еще 40% — “при определенных обстоятельствах”). За ограничение прав сексуальных меньшинств высказались 46% (19% — “безусловно” и 27% — “при определенных обстоятельствах”). Ничего себе? Вот эта нетерпимость к инаковости растет. Когда человек с другой точкой зрения становится не оппонентом, а врагом.
Я со сдержанным оптимизмом отношусь к возможности изменения сознания на оккупированной территории, потому что там все инфицировано российской пропагандой. На “сдержанный оптимизм” настраивают изменения в сознании людей на территориях Донецкой и Луганской областей, которые тоже были оккупированы, но сейчас контролируются Украиной. Когда мы только приступали в конце 2014 года к опросам на этой территории, то я хорошо помню, что 35% хотели отделиться от Украины, 20% хотели быть с “ДНР” и “ЛНР”, а еще 15% присоединиться к России. Сейчас ничего этого нет. Процентов 5% таких осталось, кто хочет отделиться от Украины.
Там жизнь как то восстанавливается, люди приходят в себя, хотя я не преувеличиваю их проукраинскость. Мне рассказывали, как в Станице Луганской отправляли детей на отдых в Западную Украину. Если в первую волну не могли набрать группу, все боялись, то в третью — чуть не дрались уже, чтобы туда поехать.
Ирина Бекешкина (социолог, директор фонда «Демократические инициативы»), монолог для «Нового времени»