Загадка всемирной озабоченности арабо-еврейским спором

Война палестинцев с израильтянами вовсе не такая грандиозная, чтобы все человечество следило за ней, затаив дыхание.

Схватка Государства Израиль (меньше 10 млн жителей) с де-факто государством Газа (2,1 млн) вышла на первое место в мировой повестке, и это воспринимается как нечто само собой разумеющееся.

А ведь страны-участницы совсем невелики, бои идут в отдалении от Европы, Америки и великих азиатских держав, а по масштабам кровопролития эта война вряд ли превосходит идущую по соседству междоусобицу в Йемене (30 млн жителей), на которую почти никто не обращает внимания.

Слились в один поток

У огромного всемирного интереса именно к этой войне есть пять причин, которые лежат на поверхности:

• устойчивая привычка режимов и общественности в нескольких десятках арабских и отчасти в других исламских странах симпатизировать если не ХАМАСу, то палестинцам. Выходцы из этих стран образуют актив пропалестинских уличных акций и в западных столицах;
• наличие как минимум одного достаточно мощного режима (иранского), который перманентно противостоит Израилю и грозит сделать конфликт мировым;
• широко распространенное в мире восприятие Израиля как важного врага ислама и типовое царство колониализма и апартеида;

• проблема арабских палестинских беженцев (5,8 млн по классификации ООН), широко понимаемая как одна из важнейших в мире и при этом не решаемая по вине израильтян;
• привычное осуждение всех действий Израиля левыми и леволиберальными кругами Запада.

Все пять факторов слились сейчас в один поток, но нельзя считать, что это было предопределено. Иранский режим ненавидит вполне пропалестинских по риторике саудитов почти так же сильно, как израильтян. А левым западным прогрессистам не всегда уютно плыть в одной лодке с нациствующими уличными крикунами.

Но и каждый из этих факторов — отдельная загадка.

Миф XXI века

При всей условности сравнений, лет полтораста назад юдофобство в арабском и, шире, в мусульманском мире вряд ли было сильнее, чем тогда же — на Западе. В роли государственной доктрины оно кристаллизовалось в арабских странах только в XX веке. А по-настоящему расцвело в 1940-х годах и довольно долго решало там примерно те же задачи, что и в антисемитских режимах центральной и восточной Европы в 1920-е — 1930-е годы.

Непримиримая враждебность к Израилю и почти непримиримая — к "своим" евреям придавала смысл существованию арабских диктатур и монархий, снимала лишние к ним вопросы и идеологически дисциплинировала подданных.

Но потом эта доктрина начала устаревать и теперь воспринимается как бремя. Один режим за другим устанавливал отношения с Израилем: Египет — в 1979-м, Иордания — в 1994-м, Эмираты — в 2020-м. Перед нынешней войной на грани нормализации были и саудо-израильские отношения. Сейчас переговоры приостановлены, но в первый же удобный момент будут доведены до победного конца.

Но юдофобский фактор не исчезает, а трансформируется. Замеры настроений в арабских странах показывают, что словесная враждебность к Израилю и евреям лишь слегка ослабела и остается, что называется, социально одобряемой. Любой подходящий повод — и ее выплескивают. Как это и происходит сейчас на улицах Багдада и Лондона.

По-другому юдофобия устроена в Иране, который перенял у бывшего Советского Союза статус главного государственного врага Израиля. Ненависть к "сионистскому образованию" (наряду с ненавистью к Америке) — стержень режима. Примириться с Израилем, оставаясь собой, он не может. Но в тамошних массах (как когда-то и у советских людей) отношение к израильтянам совсем не одноцветное. При смене режима это обязательно проявится.

Что же до насаждения в мусульманских сообществах представлений об Израиле как об антиисламской силе, то искусственность этого мифа бьет в глаза. Преследования мусульман происходят совсем в других краях.

В Китае, например, исповедание ислама почти невозможно. "Уйгуры, казахи и другие мусульманские меньшинства сталкиваются с преступлениями против человечности, которые угрожают уничтожить их религиозную и культурную самобытность, рассказывает Amnesty International о положении в Синьцзяне, — Огромное число людей подвергнуто промыванию мозгов, пыткам и другим видам унижающего достоинство обращения в лагерях для интернированных, пока миллионы других живут в постоянном страхе в условиях вездесущей слежки".

В мировой повестке этот вопрос не стоит. Пекин таких штук терпеть не может. Как не стоит вопрос и о положении мусульман-рохинджа, изгоняемых из Мьянмы. И тем более, о правах индийских мусульман, которых не жалует премьер-националист Нарендра Моди.

Беженцы оттуда и туда

Проблема палестинских беженцев мифологизирована еще сильнее.

Во время войны за независимость Израиля в конце 1940-х гг. от 500 тыс. до 900 тыс. арабов бежали с тех земель, которую евреи отстояли для своего государства. Остались — 150 тыс. Почти 2 млн арабских граждан Израиля — их потомки.

Не будем углубляться в спор, какая доля бежавших сделала это по призыву арабских лидеров, а какая была изгнана евреями. В любом случае, человек по доброй воле свой дом не бросает. Нынешние 5,8 млн людей, обладающих статусом палестинского беженца и получающих вспомоществование от ООН, — потомки тех, кто тогда бежал.

Но был и поток в противоположную сторону. И не меньший. Из арабских стран в новосозданный Израиль в те же годы прибыли 700 тыс. тамошних евреев, в большинстве из Марокко, Ирака, Египта, Туниса и Йемена. Идейных сионистов среди них было мало. Большинство просто бежало от погромов, арестов и местных аналогов нюрнбергских декретов. Как и палестинским беглецам, им пришлось бросить на старой родине свои дома, имущество и привычную жизнь. Сегодня их потомки — 4 млн израильтян, а в арабских странах больше нет евреев.

Эти евреи и эти арабы стали беглецами при похожих обстоятельствах. Но евреи нормально зажили на новом месте, а арабов навсегда поселили в лагерях и сделали потомственными беженцами.

Гражданство им предоставила только Иордания. Остальные арабские страны в назидание Израилю принципиально не делают для них ничего. В Ливане, например, сейчас сотни тысяч внуков и правнуков этих беженцев. Им почти не дают гражданство, не разрешают покупать недвижимость, не берут нормальным образом на работу, ограничивают в медуслугах и образовании. Их содержит, лечит и учит ООН.

Вполне можно назвать такую жизнь безысходной. Но организовал ее не Израиль. Палестинские беженцы, передающие беженский статус по наследству и по наследству же ущемляемые братьями-арабами в простейших правах, — уникальное мировое явление. Остальные 30 млн человек, признаваемые сейчас ООН в качестве беженцев, живут по другим правилам.

Секрет души прогрессиста

Но самым интригующим выглядит неприятие Израиля многими западными интеллектуалами передовых взглядов, задающими тон в университетах, прессе и других важных отраслях.

Казалось бы, им должно быть некомфортно находиться в альянсе с незападным антиизраильским активом, который сплошь состоит из тех, кого они привыкли бичевать, — националистов, гомофобов, мизогинов и религиозных фанатиков.

На почве естественного недоумения из-за этого факта и возникла популярная гипотеза, что они просто антисемиты, и что это чувство победило в них все прочие их ценности.

Чаще всего это не так. Тем более, что среди них не редкость — евреи, некоторые из которых после хамасовской резни явно ощутили неловкость. Но при этом даже самые совестливые из них не объявили о смене воззрений. Они лишь совершили замысловатые интеллектуальные зигзаги и попытались встать "над схваткой" a la Ромен Роллан в 1914-м. И это не случайно.

Базовым для левых прогрессистов остается не столько антисемитизм, сколько антизападничество и особенно антиамериканизм. А Израиль для них — воплощение западного и проамериканского духа. Поэтому подходят к нему совершенно не с той меркой, что к другим. Отсюда и напор, с которым они обличают израильские колониализм и апартеид.

Экспериментировать с колониализмом Израиль начал в 1967-м, после победы в Шестидневной войне, и перестал 30 лет назад, когда подписал с палестинцами так называемые соглашения Осло (1993). Израильтяне давно уже поняли, что им не нужны в качестве владений ни Газа, ни Рамалла. Одно израильское правительство за другим ищет способ от них отделаться, не ставя при этом под удар безопасность своей страны.

Поэтому еще в 2000-м на переговорах в США премьер Эхуд Барак предложил Ясиру Арафату разделить с Израилем Восточный Иерусалим при немедленной отдаче под полный арабский контроль трех четвертей Западного берега Иордана, а максимум через 25 лет — и прочих зон, важных в военном смысле. Если бы предложение было принято, то как раз сейчас Палестинская автономия стала бы полноценным государством.

Что же до апартеида, то это явление — не редкость в сегодняшнем мире. Его приметы можно найти в сотне стран, в том числе граничащих с Израилем. Например, в Ливане, в котором раздел гражданских функций и должностей между религиозными общинами является фундаментом государственного устройства. Или в Саудовской Аравии, где 55-60% рабочей силы — бесправные неграждане-гастарбайтеры.

А единственное реальное ущемление прав израильских арабов — большинство из них (кроме друзов и бедуинов) не призывается на военную службу. Называть это апартеидом, не видя того, что происходит в странах-соседях, могут только упертые антизападники. Но именно они на Западе и диктуют повестку.

***
Это слияние пяти явлений, у каждого из которых свои корни и своя логика развития, и создало феномен огромного общемирового интереса к тому, что происходит между израильтянами и палестинцами. Интереса во многом искусственного и отдаляющего мир.

Сергей Шелин - социальный и экономический аналитик

Источник: Mnenia.zahav