Горькая правда о Знамени Победы
На куполе Рейхстага
Члены военного совета третьей ударной армии первого Белорусского фронта вручили командирам дивизий, штурмовавших Рейхстаг, знамена. Девять знамен. Высокую честь стать Знаменем Победы обрело алое полотнище под номером пять - знамя 150-й Идрицкой, ордена Кутузова второй степени стрелковой дивизии. Водрузить это боевое знамя над поверженным Рейхстагом было доверено ротному политруку Алексею Бересту.
Под охраной стрелковой роты лейтенант и два его помощника - сержанты Егоров и Кантария преодолели огневой заслон гитлеровцев и вышли на площадку под главным куполом Рейхстага. Украшала его конная скульптура. Был поздний вечер 30 апреля, но в свете рассеянных по всему верхнему этажу мелких очажков огня силуэты смельчаков были хорошей мишенью. Вместо превращенной в груду металла винтовой лестницы поднялся во весь свой богатырский рост лейтенант Берест и на его могучих плечах взлетели на крышу его помощники, дотянулись до конской ноги и брючными ремнями крепко-накрепко укрепили Знамя.
Хлынули сотни писем…
Победа! Это значит - свобода. Делай, что хочешь! Предтворяя в жизнь самые смелые мечты.
В детстве я мечтала путешествовать, увидеть всю землю и рассказать о том что увидела, пережила, перечувствовала. Пока кроме войны, о которой не только писать, но и вспоминать не хочется - ничего нет. Надо учиться, работать, растить детей… Этим я и занялась. Однажды поздней осенью в моей жизни был момент, когда пролетая над степью в междуречье Волги и Дона, увидела внизу темно-бурую степь а на ней какие-то белые полосы, то прямые, то извилистые. Какие-то белые круги - то малые, то большие… Будто «забинтованная степь». И вдруг поняла: это снег, сметенный в понижения буйными степными ветрами. А понижения - это еще незажившие раны земли. Ведь здесь, на дальних и ближних подступах к Сталинграду, осенью 1942 года шли смертельные бои. Вспоминался Сталинград с его легендарной высотой 102. И я, которая той же осенью в неполные 17 лет вместе с другими комсомольцами - добровольцами давала клятву до последней капли крови защищать эту крепость на Волге.
Наверно, это неправильно - взять да и забыть войну. Летучая фраза «когда забывают войну, начинается новая», вдруг обрела какой-то особый смысл. И когда в начале шестидесятых теперь уже прошлого века я, простившись с гидрографией, пришла в журналистику, моими главными темами были и до последнего дыхания будут рассказы о героях войны и мира.
Опомнилось к тому времени и общество. Рассказы писателя Сергея Сергеевича Смирнова о защитниках Брестской крепости по радио и позже на телевидении всколыхнули народ. В адрес программ «Рассказы о героизме» хлынули не сотни писем, не тысячи - их приносили автору целыми мешками.
К слову, немалая почта приходила и в мой адрес. Кроме газетных статей у меня выплеснулось стихотворение «Степь». О расстрелянных фашистами в Ростове детях написала книгу. О погибших юных партизанах - поэму «Звезды над обелиском…».
Встреча с Алексеем Берестом
Среди журналистов бытует шутка: «Вы спрашиваете, что я читаю? Да мне и писать-то некогда!» Так было и у меня. За вечными хлопотами как-то не обратила внимания: в средствах массовой информации, когда речь шла о Победе, звучат только две фамилии: Егоров и Кантария. Спрашиваю у старшего редактора отдела пропаганды, куда исчез Берест? А Виктор Александрович отвечает: «Вы спросите у самого Береста. Он живет в Ростове, работает на Ростсельмаше».
В ближайшее воскресенье, зажав в руке пятикопеечную справку из адресного стола, с волнением подхожу к дому 17/2 на улице Российской второго поселка Орджоникидзе, стучу в квартиру №3.
Неужели сейчас откроется дверь и я увижу Алексея Береста?! Дверь открылась. И стоял на пороге… Берест!
Так в чем же провинился этот честнейший человек и коммунист? Какой совершил поступок, что даже в родном городе его не знают. Разве что в коллективе пескоструйного цеха. Пескоструйщик - это человек, который шлифует детали струей горячего, вырывающегося из шланга под большим давлением, песка.
Другой работы для этого человека на огромном заводе не нашлось. Большим и трудным был наш разговор. Было о чем написать. Я и написала. А когда утром протянула свою писанину редактору, он аккуратно сложил листки и попросил подарить их Бересту на память. Все равно цензура не пропустит.
Не угодил маршалу
А ларчик просто открывался: не угодил Жукову. Надо сказать, что на освобожденной от фашизма земле творилось такое, чего коммунисту, политработнику и честному человеку трудно было ни понять ни принять. Ладно бы солдат, у которого дома ребятишки голые, собирал посылочку, а то ведь полковники да генералы во вкус вошли: отправляют «трофеи» на студебеккерах, а то и эшелонами. Один такой «эшелончик» его «хозяин» маршал Жуков мог доверить только самому надежному человеку - Алексею Бересту. А еще говорят и пишут, что Георгий Константинович не любил политработников! Может, внести поправочку: невзлюбил, причем с того самого момента, как Алексей Берест не только не выполнил приказ маршала охранять свой эшелон, но и позволил себе ему перечить: «Это высший класс мародерства, и я в этом не буду участвовать».
- Я не могу вам, Антонина Мироновна, сказать, какими словами поливал меня Жуков. Самое мягкое и цензурное выражение - «Я тебя, подлеца, в бараний рог согну!» И дальше снова - отборнейший мат.
Эти слова Алексея Береста я запомнила дословно. С болью и горечью говорил человек о касте неприкасаемых, непотопляемых, которым все сходит с рук. Иосиф Виссарионович Сталин мародеров не жаловал. Генерала Крюкова например, в места не столь отдаленные, отправил вместе с женой - певицей Лидией Руслановой. Ее знаменитая песня «Валенки» была там очень кстати…
Фамилия появилась в истории войны
А Жукова генералиссимус тронуть побоялся. Сначала послал командовать каким-то заштатным военным округом, потом в Одессу - пугать бандитов.
Маршал - мародер поначалу переживал, потом засел за мемуары. Вот где раздолье. Пиши чего хочешь. Пусть кто-нибудь посмеет критикнуть. Его «Воспоминания и размышления» вместе с другими книгами о войне были подарены мной нашему отделению Международного союза советских офицеров. Хорошо бы вложить в нее эту статью, если, конечно она останется в том виде, в каком я ее сдам редактору. Я не касаюсь здесь личности Жукова - полководца, стратега и прочее. В моей памяти остался образ страшного, мстительного человека, способного сломать другому жизнь, уничтожить его, неважно чьими руками, посадить в тюрьму. В списке Героев Советского Союза, отличившихся при штурме Рейхстага есть Егоров и Кантария и еще 27 человек из 150-й дивизии, но имени Алексея Береста нет. Его бы не было и на страницах пятого тома: «Истории Отечественной войны 1941-1945 гг», если бы военные консультанты, помогавшие редакционной коллегии, не возмутились отсутствием в тексте упоминания о Бересте. И его фамилия заняла свое место в историческом издании.
Из касты «неприкасаемых»
Знамя Победы на параде 24-го июня 45-го несли уже известные нам герои. Когда же дотошные журналисты спрашивали у них о Бересте, они молчали как рыбы - такая им была «рекомендация». Лишь Сергей Сергеевич Смирнов сообщил миру на страницах «Литературной газеты» о смерти героя, бросившегося под поезд, чтобы спасти чужую девочку, оказавшуюся в тот миг на рельсах. Это было 3 ноября 1970 года.
Время уносит людей, но остается память о них. Помнил народ: три человека водружали Знамя Победы. Но третьего подзабыли, а молодые и не знали его. Для тех, кто интересуется: узнать об Алексее Бересте не сложно. Интернетная мышка подскажет вам нужную страничку. Вы прочтете много интересного об Алексее Прокофьевиче, о его непростой послевоенной жизни. Вот только ясного и четкого ответа о причине всех его страданий не найдете и там. Кто же посмеет назвать имя человека, окутанного легендой, человека, остающегося и после смерти в касте «неприкасаемых»!
Да и не мог же тот, кто, «спас человечество», так мелко так грязно, подло и бесконечно долго мстить человеку за сказанную в глаза правду. Так ведь мог! Да так смог, что и после ухода из жизни люди бояться назвать его имя. Страшно…