Женщина-снайпер: «Я пришла сюда не убивать, а защищать Родину»

На меня смотрели глаза рыси - светло-серо-зеленые. Она в любой момент готова была атаковать своего врага, покусившегося на самое святое - ее мать, ее детей, ее семью, ее Родину.
Совсем недавно она не могла попасть из винтовки в ростовую мишень. Но на Майдане поняла, что у нее есть Родина, которую надо защищать и лелеять точно так же, как и больную мать.

Каким- то удивительным образом у нее чувства патриотизма, Родины, семьи, матери, детей слились воедино и сконцентрировались в прицеле ее винтовки. Как тогда, на Майдане, молодые ребята бросали булыжники не для того, чтобы разбить голову таким же как они срочникам внутренних войск, а выдавливали из себя страх вместе с «рабом», так и она, скорее утверждала в себе патриотизм и человеческое достоинство, чем старалась поразить цель.

«Я пришла сюда не убивать, а защищать Родину» - так ответила на мой вопрос о пораженных целях женщина-снайпер, наверное, единственная в ВСУ, воюющая на Донбассе.

Встречи с Рысью (это ее позывной) я искал давно. Мне была интересна психология женщины-снайпера. О таких женщинах ходит много всяких легенд и небылиц. Для лучшего понимания их психологии в качестве ориентира я взял характеристику известного российского психолога Китаева-Смыка о женщинах-снайперах на чеченской войне. Стресс под прицелом снайпера из-за его неосязаемости и как-бы ирреальности является наиболее психотравмирующим.

Возникают крайне мучительные ощущения во всем теле и переживания в душе, у некоторых возникает невротизация, а у отдельных состояние, похожее на шизофрению. Такая психологическая ситуация значительно усложняется, если снайпером-убийцей оказывается женщина. Она воспринимается не просто женщиной, но воплощает собой сложный, психологически комплексный образ матери-детоубийцы. Образ неосязаемого снайпера иногда вырывался из подсознания у солдат, приобретая таинственность. Слухи превращались в легенды, например, о литовских снайпершах в белых колготках. В глазах чеченцев это уже была не совсем женщина, а «жеро» («вдова», которая может мстить за убитого мужа).

С первых секунд общения с Рысью все эти стереотипы разрушились до основания. Наверное, эта война для украинцев, воюющих за Родину, кардинально отличается от афганской и чеченской. Передо мной сидела щуплая женщина в берцах тридцать шестого размера, на одном плече висела СВДешка - чуть ниже ее самой, на другом автомат. В разговоре Рысь постоянно повторяла, что она слабая женщина.

И действительно, в процессе разговора в ее глазах исчезала рысь и появлялась та самая слабая женщина. Она говорила о семье, муже и детях, о доме, которому нужен хозяин. Предварив мой вопрос, почему воевать ушла она, единственная женщина в семье, а мужчины остались дома, ответила «это было общее нелегкое решение». Я задал еще один, интимный, вопрос: есть ли в ее жизни любовь. Она сразу же ответила утвердительно. Ее глаза окончательно стали женскими, беззащитными, с какой-то лукавинкой, даже интригой. Мне показалось, что я попал в точку, определяющую ее нахождение здесь. Она пришла сюда именно за этим, к чему безудержно стремится каждая женщина. Она пришла за любовью. Удивительно, но мне показалось, что именно здесь, на войне она находит любовь к семье, мужчине, матери и Родине. Все это непонятным для меня образом концентрируется в работе снайпера, работа которого - убивать.
Действительно, лишний раз убеждаюсь, что понять любящую женщину, ее душу - невозможно.

Александр Ткаченко, военный психолог