Как в мелитопольской "интенсивке" детей спасают

В детскую больницу на Фролова больные дети частенько попадают без направления. Если с ребенком беда, родители сами спешат сюда. Знают, здесь помогут. Особенно тяжелые дети сразу же попадают на второй этаж – в отделение интенсивной терапии. И, к счастью, почти все выходят живыми и здоровыми.

Отделение АИТ - это закрытая от посторонних глаз зона. Даже родителям вход сюда зачастую заказан. Здесь свои законы и правила. Заведующий отделением – Александр Николаевич Прянников. 4 июня он празднует свой юбилей – 60-летие, и в преддверии этой  даты доктор согласился рассказать о себе и  сложностях профессии.

В Украину – за яблоками

Родом Александр Николаевич из Ангарска  Иркутской области. Там он пошёл в школу.

 - Как-то раз мой отец был в отпуске, на своей родине, в Сколе, - вспоминает доктор.  - В Ангарск он привез целый чемодан яблок. Мы их съели за неделю, а чемодан потом еще год нюхали. И вот в 60-х мама увидела по телевизору, как в Украине коровы идут через сады и топчут эти самые яблоки. А у нас, в Ангарске, тогда были одни бананы из Вьетнама. На семейном совете было решено: едем в Украину, деткам нужны витамины.

Приехали в Горловку (Донецкая обл.), там и остались. После 10 классов школы пришло время поступать в институт. Было множество причин, почему А. Прянников мог не стать врачом. Конкурсы при поступлении тогда были огромные, поэтому не пройти  было проще простого. Но свою мечту он осуществил после армии, поступив в Донецкий медицинский институт им. Горького. А после учебы, в 1987 году, семью молодых специалистов Прянниковых распределили в наш город.

Не Боги горшки обжигают

В Мелитополь доктор-интерн приехал вместе с женой Натальей. И еще целых восемь семей молодых специалистов приехали в тот год в наш город, чтобы местную педиатрию «поднимать». Потому что педиатров в городе почти не осталось. Было и желание работать, и энтузиазм, и амбиции. Никто не ожидал, что будет легко, но было по-настоящему трудно.

- Работы было много, а жилья не дали вообще. Хотя обещали, - вспоминает доктор. - Спасибо, бывшая главврач Валентина  Черная поселила всех нас, всех 16 человек, в детскую поликлинику № 2, напротив «Черного» гастронома. Это решило проблему, иначе мы бы разбежались. А сейчас это доктора, достаточно известные в городе: Настасяки, Степанюки, Назарова, Касьянова, Ежова. Мы, после студенческой общаги, вдруг попали, каждый из нас (!), в отдельный  врачебный кабинет! У меня он был даже с умывальником. «Малосемейку» выделили лишь спустя 2-3 года.

Работы было столько, что Александр Николаевич пообещал себе: если доживет до пенсии, ручку никогда больше в руки не возьмет. Стержень в шариковой ручке исписывался за пару дней. А сколько было больных детей! Мелитополь тогда имел самую высокую рождаемость за всю историю своего существования. Строилась огромная детская новая больница «на двадцатке».

В конце 80-х во всех отделениях начали открывать палаты интенсивной терапии (ПИТ). Палаты комплектовались врачами-реаниматологами.

- Коллега-доктор « подбил» меня на это дело. Было страшновато. Но доводы, мол, зарплата чуть ли не в два раза выше, писанины меньше, график «сутки-трое» казались очень убедительными.

- С чувством робости, поехал в Запорожье учиться. Там стало понятно, что не Боги горшки обжигают, - признается врач. - Подучился. Начал работать в ПИТ. Зарплата сразу стала «большой» – 270 рублей! Писанины и, правда, стало меньше. А вот трое суток дома быть никогда не получалось, потому что меньше, чем на 1,5 ставки я никогда не работал.

Кадры и аппаратура решают все

Сейчас, впервые за всю историю, в отделении - полный штат детских врачей реаниматологов-анестезиологов. Все с высшими категориями.

Говорят, кадры решают все. Да, решают. Но без аппаратуры в интенсивной терапии делать нечего, уверен доктор.

По своему отделению Александр Николаевич ведет уверенно и даже с некоторой гордостью. За 30 лет сумели приобрести, накопить, собрать по крупицам все, что нужно для нормальной работы: что-то получили от горздрава, что-то из области, многое – в качестве гуманитарной помощи. Есть резервная система подводки тока, в каждой палате - разводка кислорода, минимум 6-8 розеток, аппаратура для обеззараживания воздуха. Кислородные концентраторы, аппараты ИВЛ с подогревом и увлажнением воздуха, как и полагается. Кювезы, ингаляторы, пульсоксиметры, клинки, дозаторы, отсосы, и даже ультрафиолетовый шкафчик для стерилизации инструментов.

Многие аппараты пришлось переделать капитально.  Ведь техника уже в  90-е годы, прибывшая в качестве гуманитарки, создавалась для  реалий других стран, а нужно было приспособить ее  под нашу действительность. Вольтаж аппаратуры не совпадал с нашим, не совпадали вилки с нашими розетками, переходники не подходили, у дыхательных контуров расход кислорода был очень большой и пр.

- В этом отделению очень помог инженер больницы Александр Таупман, - говорит доктор. –  Он может все. Работал в МИМСХЕ, до 90-ых, и имел столько патентов, что вся комната ими была обклеена. Потом стал работать в детской больнице, и мы с ним по сей день занимаемся нашей аппаратурой.

Говорит об этом Александр Николаевич рутинно, как будто это в порядке вещей. Словно сотни врачей не работают строго по протоколу и в рамках вверенных им инструкций. 

300 детей в год

Когда отделение только начинало работать, и не было аппаратуры, летальность среди новорожденных достигала страшных 20 проц., причем это было несколько лет подряд. Естественно, не только в Мелитополе такая ситуация была. Потом, когда немного обросли аппаратурой, научились правильно её применять, смертность стала снижаться и сейчас она в нашем городе, не выше, чем в областной больнице. К сожалению, случаи неизлечимых заболеваний у детей, увы, остаются.

Если говорить сухим языком цифр, то получается такая картинка. Каждый год в отделении проходят лечение около 300 детей. Отделению более 25 лет. Получаем почти 7500  маленьких мелитопольцев. Половина из них могла умереть, если бы не попали сюда. Четверть из них обязательно умерла бы, если бы не отделение интенсивной терапии. Ведь летальным может стать любой случай судорог или отравления у детей.

- Изменились ли за 30 лет вашей работы болезни детей?- спрашиваю.

- Изменились скорее не болезни, а взгляды врачей на них, - говорит доктор. - Помню, будучи интерном, я каждое дежурство звал кого-то на помощь. Болезни были для меня страшные: дети задыхались, судорожили. И детей было много, и лечили мы их по две недели. Теперь мы поумнели, за плечами есть опыт: знаем, как лечить, чего ждать. Прогнозы. И, конечно, важно - у нас теперь есть аппаратура! Раньше ребенка с обструктивным бронхитом мы капали эуфиллином. Очень много побочных эффектов у препарата и со стороны сердца, и со стороны центральной нервной системы. Кто пробовал - знает! Сейчас – 2-3 суток ингаляций аэрозольными ингаляторами, чтобы снять бронхоспазм, капельницы, конечно, и максимум через 3 дня уже переводим в обычную палату. Пневмонии, стенозы, от которых раньше дети могли погибнуть, сейчас все вылечиваются, хотя и не всегда легко и быстро.

Но случаи бывают разные. Иногда даже трудно представить, что такое, в принципе, может произойти. Есть и обычные, часто случающиеся происшествия.

- Бывает, к нам по «скорой» привозят просто безжизненное тело: в грязи, в рвотных массах, - рассказывает А. Прянников - Мы его принимаем, реанимируем, капаем, оживляем, чистим, отмываем. Когда приходит в себя, оказывается вполне благополучным ребенком из нормальной семьи. Просто первый раз пил с другом, дозу не рассчитали. Или «смешал энергетик со стаканом пива». Плачет ребенок, плачут родители, клянутся, что никогда такого больше не будет. И действительно, к нам в отделение они больше не поступают никогда.

Как-то, еще во время работы ПИТ, близнецов принесли: мама с бабушкой самостоятельно укололи им «Прозерин».  Случайно  в 10 раз превысили дозу. У детей - кома, остановка сердца. Благо, как раз пересменка была: я пришел, и коллега моя, тоже после института, еще не ушла. Успели спасти. А был бы один врач – не успели бы.

Или ночью ребенка привезли – задыхается. Первым делом – аспирация из верхних дыхательных путей, санация, нет ли чего там? Отсосом вытащили звездочку из фольги, размером с ноготь, от новогодней хлопушки. Казалось бы, безобидная мишура с елочки, а если бы она «хорошо» легла на связки – родители даже не успели бы ребёнка привезти в больницу.

Доктор “умирает” не один раз

Здесь, в отделении, врачи просят прощения у родителей каждый раз, когда ребенок умирает.

- Косвенным образом мы виноваты всегда, - говорит доктор. – Хотя мы не виноваты в том, что ребёнок заболел. И не всегда же можно спасти малыша. Если мы теряем ребенка, мы «умираем» с ним, и не раз. Первый раз, когда умер ребенок и ты не знаешь наверняка, все ли ты сделал, чтобы спасти его. Да и кто это знает? Появляются миллион «может»: может не то что-то ввел, не достаточно глубоко или высоко трубку поставил, не те параметры аппарата ИВЛ установил… Приходят родители – и ты умираешь вместе с ними, рассказывая, что ничего не смог сделать. Для них это трагедия и то, что ты говоришь, и твое «извините», ничего не меняет. Ребенок погиб. Дальше ты идешь на вскрытие, чтобы понять, что же случилось. А там - кровизлияние, которое не оставляет никаких шансов на спасение, или порок сердца. Твоей вины нет. А бывает вскрытие «не показывает» ничего. И ты умираешь снова, потому что, получается, ребенок-то здоровый погиб. Потом через две недели приходит результат гистологии, и, оказывается, что у ребенка какое-то некурабельное (неизлечимое – Л. Ч.) заболевание. И ты выдыхаешь. Ты не виноват. И так каждый раз.

Чтобы не «потерять голову» на работе, у врача «интенсивки» должно быть что-то, на что он может отвлекаться. В палате-изоляторе, заполненной оборудованием и койками для детей любого возраста, на тумбочке стоит гитара. Там же, на нижней полке - томик «Рубаи» Омара Хаяма.

Александр Николаевич любит и побренчать, и почитать на досуге. А еще сам пишет стихи. К юбилею издал за собственный счет книжку избранных стихов. «Город без дождей» собирается презентовать самым близким. Говорит, что это все ему на память и в память о нем.

В ординаторской лежат увесистые гантели – это на тот случай, если кто-то «разнервирует» и нужно будет выпустить пар.

А еще в жизни есть место волейболу с друзьями. И дача, в кооперативе «Акация», где сад и цветы. Жаль, в этом году все фрукты вымерзли. Доктор смеется, говорит, что участок в какой-то аномальной зоне – там всегда на 5-6 градусов холоднее, чем в Мелитополе. Именно там он спасается летом от городской жары.

Всегда рядом коллектив - спетый и  спаянный за десятилетия. Это почти семья. Каждый знает, что от другого ждать, каждый подаст руку и плечо подставит. И семья, естественно – самые близкие и родные.

Недостатки профессии

Кроме морального груза, из «вредностей» профессии доктор называет такую мелочь, как шум и сигналы тревоги от работающей аппаратуры.

- Это понимаешь только тогда, когда выходишь с работы, после суток, на тихую улицу Фролова, - говорит. -  Любого доктора-интенсивиста напрягает и то, что больные поступают неритмично. Бывает, все дежурство просидел на взводе – ни одного пациента. А потом, на пересменке, поступает, причем такой, что ближайший час вся смена из 8 человек будет мокрой от работы, и рук не будет хватать. Это и есть наши правила-законы: «золотая» первая минута, первый час, когда от них зависит жизнь и прогноз. Не успеешь- ничего хорошего уже не получится.

- Ни для кого не секрет, что очень мало медикаментов сейчас получают наши отделения, - продолжает А. Прянников. -  Зачастую здоровье ребенка зависит от лекарств, которые смогут купить родители. А иногда мы и сами покупаем медикаменты, когда родителей просто нет: временно нет, либо вообще. Ну и, конечно, девчонки-медсестры всегда делятся с такими детками своими «бутербродами».

Еще один минус – неадекватные родственники. Поэтому в отделения интенсивной терапии мам стараются не пускать. Оно понятно: когда ребенок "тяжелеет", паника сковывает рассудок, и здравый смысл  отключается напрочь. Родственники истерят, мешают работать, бросаются обвинениями.   Но таких меньше. Большинство - адекватные родители, понимают врачей благодарны им.

В ординаторской ремонт за «благодарность» родителей смогли сделать. Материалы для ремонта закупили, а уже красили-клеили своими руками две недели. Отбойным молотком дыры под розетки лично А. Прянников долбил. Тумбочку один из  пап смастерил, он мебельщиком оказался. Другой – колонки притащил. Первый компьютер тоже родители принесли, по частям его собирали. Диван, кровать и шкаф покупали за свои деньги. Девчонки-сестрички покрывало и зеркало подарили на 23 февраля.

На стенах, поверх обоев – почетные  грамоты, есть даже от Минздрава! П еще детские фото. Со снимков смотрят забавные мордашки тех, кого доктора спасли. Естественно, не все. Всех разместить - стен бы не хватило.

А на почетном месте детский рисунок, прикнопленый к стене иголками от шприцев: «Спасибо за все!».

И правда, доктор, спасибо! Пока вы там, и жить не так страшно. Ведь есть уверенность, что в случае чего, вы всегда рядом, вы спасете. Здоровья вам на долгие годы и радости в каждом прожитом дне.