Известные мелитопольцы «под колпаком» у спецслужб

 СССР был страной тотального контроля над всеми сферами общественной жизни. В армии и на флоте его осуществляли Особые отделы, в гражданской жизни - Комитет госбезопасности и министерство внутренних дел. Многие граждане оказывались, как говорится, «под колпаком» у спецслужб. Часто это осложняло судьбы людей, драматически сказывалось на их биографиях.

Работа над материалами о мелитопольских прозаиках, поэтах, художниках, журналистах позволяет рассказать о нескольких таких случаях.

 «Подозрительный» Ловецкий

Известный украинский писатель Павло Ловецкий как неблагонадежный многие годы находился под пристальным вниманием чекистов. Почему?

Во-первых, у него на левой руке не хватало четырех пальцев, и подозревали, не специально ли он себя покалечил, чтобы не воевать? Во-вторых, Павел Федосеевич четыре с половиной месяца 1942-1943 гг. прожил в Кисловодске, оккупированном нацистами. Как ветеринарного врача его мобилизовали проверять скот на туберкулез и бруцеллез в городе и районе. П. Ловецкий с риском для жизни саботировал проверку. Однако всех лошадей и коров из ликвидированных немцами колхозов и совхозов взял на учет и после изгнания оккупантов данные передал советским властям.

Секретарь райкома горячо поблагодарил П. Ловецкого за работу и пообещал ходатай­ствовать о награждении боевым орденом Красного Знамени. Однако вскоре армейская контрразведка «СМЕРШ» арестовала его сестру Валентину. Кто-то из недругов донес, что она якобы сотрудничала с немецкой службой безопасности. Ее приговорили к 10 годам заключения, а после смерти Сталина освободили из лагеря и впоследствии реабилитировали.

Все это время Павел считался братом «немецкой пособницы». Чтобы добиться справедливости, он даже написал письмо самому Сталину. Оно сохранилось в архиве писателя. Почему-то он его не отправил, возможно, кто-то из родных или друзей отговорил Павла Федосеевича от опрометчивого шага. Кто знает, как сложилась бы его судьба, попади письмо по адресу.

В 1955 г. П Ловецкий переехал в Мелитополь и устроился на работу начальником ветеринарного участка станции Мелитополь. Так как железная дорога считалась режимным объектом, все поступающие на работу заполняли подробную анкету, и этот документ тщательно проверяли «органы».

Прошло много лет, Павла Федосеевича уже не было в живых (он умер в 1975 г.) - Мелитопольскому литературному объединению присвоили его имя, а еще через 10 лет в его честь назвали одну из улиц города. Мне хотелось написать об этом человеке, но данных было мало.

Кто-то посоветовал мне обратиться к подполковнику госбезопасности в отставке. В 1950-е годы он (назовем его Ш.) в звании старшего лейтенанта курировал работу железнодорожной станции. Некоторые факты из биографии Ловецкого показались ему подозрительными, он отправил запрос коллегам в Кисловодск. Компромата он не выявил.

- Явных фактов против самого Ловецкого не было, - признал чекист в нашем разговоре. - Но вот его старшая сестра Валентина…

- Но ведь ее реабилитировали.

- Ну, да…

- Выходит, подозрения насчет Павла Федосеевича оказались напрасны? - поинтересовался я.

- Дыма без огня не бывает, - не сдавался чекист. - Когда я узнал, что в городе назвали улицу именем Ловецкого, сразу же позвонил в горисполком: что вы делаете? Ведь с этого человека до сих пор не снято подозрение.

- А они что ответили?

- Сказали, что сейчас время другое…

Мой собеседник лишь беспомощно развел руками. Он не мог смириться с тем, что про­исходило в стране.

 «Недозрелый» Орлов

В 1990-х годах литобъединение им. П. Ловецкого возглавлял поэт Виктор Орлов. В молодости он тоже попал в число неблагонадежных.

Случилось это во время армейской службы в 1950-х гг. Служил Виктор в Кировограде в штабе ракетной бригады старшим писарем секретного делопроизводства. Все шифрованные документы проходили через его руки. Особый отдел очень внимательно следил за писарями. Виктор подписал документ о неразглашении тайны.

Отец и двое братьев Виктора были коммунистами, да и сам он в то время искренне верил в светлое будущее страны Советов. Поэтому еще в армии написал заявление о приеме его в партию. Но его не приняли с формулировкой: «Не дозрел до партии». Причина была в том, что Орлов не захотел по заданию Особого отдела писать доносы на своих штабных товарищей-офицеров. Об этом В. Орлов написал в своей автобиографии, которая сохранилась в архиве поэта.

Когда он демобилизовался из армии, этот шлейф политической неблагонадежности за ним сохранился. В. Орлов получил высшее филологическое образование и мечтал стать журналистом. И вот в единственной горрайонной газете «Серп і молот» освободилось место корреспондента. Всех работников газеты в то время утверждали в горкоме партии: ведь журналистская работа считалась идеологической.

Биография Орлова местным партработникам показалась подозрительной. Сделали запрос по месту армейской службы. И получив ответ, Виктору Николаевичу отказали, так и не объяснив причину отказа. Лишь впоследствии он узнал, что его кандидатуру отвергли все по той же причине - политической «недозрелости».

 «Порнографист» Алешин

Аливтин Алешин, племянник известного художника-графика Виктора Алешина, попал в число неблагонадежных неожиданно.

В 1977 г. группа молодых людей часто собиралась на квартире мелитопольского поэта Юрия Кругова (ныне покойного). Человек небесталанный, Ю. Кругов имел свойство попадать в неприятные истории. То в драку ввяжется, то в литобъединении поскандалит по поводу своих стихов, то попадет в политическую историю. И не только сам, но и приятелей вольно или невольно втянет.

Именно Юрий предложил друзьям занятную игру, сочинить пародию на приключения суперагента Джеймса Бонда. Как известно, Джеймс Бонд - главный персонаж романов о супершпионе и целой череды фильмов о вымышленном «агенте 007» британской разведки. Отличительные качества Бонда - авантюризм, решительность, страсть к женщинам, азартным играм и алкоголю.

Все это Ю. Кругов решил перенести на советскую почву. Соперником непобедимого Бонда должен был стать наш советский милиционер. Не добрый «детский» дядя Степа, а настоящий герой, который, как говорится, и в огне не горит, и воде не тонет.

Сказано - сделано. Во время встреч в квартире Кругова приятели с азартом придумывали истории о пребывании Бонда в СССР, в том числе и пикантные, о его схватках с советским милиционером. Однажды Юрий позвонил Аливтину и пригласил в гости. «Только не забудь прихватить кисти, краски…».

Когда А. Алешин пришел, Кругов со смехом стал зачитывать ему какие-то отрывки, как он выразился, из неопубликованного романа. Аливтин быстро делал эскизы сначала каран­дашом, а потом акварелью.

Как он сам вспоминал, времени было мало, на вечер было назначено свидание с девушкой, которая потом стала его женой. Всего он сделал около десятка рисунков. Запомнилось два. На одном агент 007 гонится за советским милиционером, а тот спрятался в горе мусора, а из нее выглядывает милицейская фуражка. На втором рисунке изображена женская баня, куда попали два персонажа. Среди облака пара видны голые женщины, которые лупят их тазиками.

Аливтин вскоре ушел, а Кругов остался со своим романом. Может быть, Алешин и забыл бы о нем. Работал он в бюро эстетики на заводе «Мелитопольхолодмаш». И вот неожиданно среди рабочего дня его вызвали в «первый» отдел. Такие отделы были при каждом заводе, который выпускал военную продукцию. Их сотрудники следили, чтобы из завода не вышла секретная информация, и не дай Бог, не попала к нашим врагам.

Начальник «первого» отдела Газовский сразу же ошарашил Алешина: «Что ты натворил?». Что мог натворить скромный художник- оформитель, было загадкой для него самого. Газовский вывел Алешина через заводскую проходную, подвел к старенькой «Волге» и ушел. А из машины вылезли двое мужчин в штатском и молча затолкали Аливтина на заднее сиденье. Во время поездки они надели на него наручники.

В городском отделе КГБ, куда привезли Алешина, он увидел Кругова и несколько приятелей, которые приходили к тому в гости. Всех их рассадили по комнатам так, чтобы они не могли между собой общаться. В кабинете следователь сразу огорошил Аливтина словами:

- Ну что, дружок, диссидент поганый, допрыгался?!

- Что я сделал?

- А ты не знаешь?

Следователь достал из ящика стола папку. В ней лежали отпечатанные на машинке листы бумаги и его акварельные рисунки.

- Твои?

Алешин не стал отрицать свое авторство. Но сказал, что рукопись не читал.

Следователь начал выяснять, откуда Алешин знает Кругова, кто еще ходит к тому на квартиру, на какие политические темы говорят. Аливтину, собственно, и скрывать было нечего. С Круговым учился в одной школе, беседовали о музыке, литературе. Политикой никогда не интересовался.

- Дискредитацией наших советских органов занимаешься!

- Каких органов? Какой дискредитацией?

- А вот какой!

Следователь показал злополучный рисунок с горкой мусора, из которой торчала милицейская фуражка. А потом достал рисунок с «банным» сюжетом.

- А это что за порнография?!

На счастье Аливтина тела обнаженных советских женщин были окутаны облачком пара. И разглядеть пикантные подробности не представлялось возможным.

Следователь и сам понимал, что доказательств антигосударственной деятельности Алешина у него мало. Его интересовало, знает ли тот что-то о подпольной организации «Славянские волонтеры», которая якобы действовала в Мелитополе. Аливтин и слова тогда такого - «волонтеры» - не знал, поэтому искренне все отрицал. Пришлось написать объяснительную записку, что книгу Кругова он не читал. После этого его выпустили.

В расстроенных чувствах он пешком возвращался домой. На площади Победы встретил бывших студийцев Сергея Рыбницкого и Валерия Емцева. Постояли, поговорили. Те собрались в Крым, рисовать этюды на горе Карадаг, любимом месте многих художников. Алешин с другом Аликом Друцким тоже собрался туда. Договорились там встретиться.

Когда Алешин и Друцкий приехали в поселок Планерское (теперь Коктебель), их встретила встревоженная хозяйка квартиры, где обычно останавливались художники из Мелитополя. Сказала, что приходили люди в штатском. Показали красные книжечки. Расспрашивали о постояльцах. Алешин и Друцкий сразу поняли, откуда эти гости. Настроение их упало. Желание рисовать тоже пропало. Решили все же сходить в горы.

По дороге встретили еще одного бывшего студийца Ивана Телушкина. В шутку сказали, что за ними следит КГБ. Выражение лица Ивана изменилось, радостная улыбка исчезла. Он быстро собрал вещи и исчез. Шутить Алешину и Друцкому перехотелось. Вернувшись в Планерское, они собрали вещи и поехали домой.

В Мелитополе узнали, что С. Рыбницкого и В. Емцева задержала милиция на вокзале. Им устроили обыск. Проверяли все, даже швы в рюкзаках. Сопоставив все факты, Аливтин понял, что КГБ устроило за ним слежку. Встреча на площади Победы чекистам показалась не случайной. А когда узнали, что и те, и другие порознь отправились в одно место, на Карадаг, заподозрили, что в Мелитополе действует организованная преступная группировка. Приезд художников в Планерское посчитали законспирированной сходкой. К счастью, для мастеров кисти все обошлось.

Через два года А. Алешин с женой решили поехать по туристической путевке в Венгрию. Но не тут-то было! Все тот же Газовский вызвал Аливтина к себе в 1-й отдел и сказал, что «не рекомендует» ему ехать на границу. То, что это была не простая «рекомендация», Алешин сразу понял и потому спорить не стал.

 «Глуховатый» Доценко

В 1976-1978 гг. в газете «Серп i молот» работал корреспондентом Юрий Доценко. Он писал хорошие стихи, впоследствии стал членом Национального Союза писателей. Мы с ним часто обсуждали литературные новинки, давали читать другу друг свои произведения, а потому у нас сложились доверительные отношения.

Однажды Юрий отвел меня в сторону и нерешительно сказал:

- Знаешь, старик, не с кем посоветоваться…

- Ну, говори…

- Только ты, никому…

Тогда Юрий поведал мне свою историю. Оказывается, его вызывали в КГБ. Сотрудник, с которым он общался, повел разговор издалека. Он спросил, знает ли Доценко, кто такой Степан Бандера и «бандеровцы»? Затем, сколько беды принесли они на украинскую землю. Закончил тем, что предложил вместе бороться против «националистической заразы», которая есть в Мелитополе.

Слова Ю. Доценко вызвали улыбку на моем лице. Какие могут быть националисты в нашем городе, где украинской речи на улицах не услышишь?

- На улице, может, и не услышишь, а в нашей редакции по-украински разговаривают, - мрачно сказал Юрий.

- Ты считаешь…

- Я так не считаю, а вот товарищи…

Он не договорил, но я понял, о каких «товарищах» идет речь. Казалось бы, времена в СССР после хрущевской «оттепели» поменялись, сталинские репрессии осуждены на самом высоком государственном уровне, а вот прежний страх перед карательными органами, нет-нет, да и давал о себе знать. Как я понял, Доценко предлагали доносить на коллег-журналистов. Это «предложение» преподносилось, как высокое доверие.

- Что делать? - спросил Юрий.

Что я мог ответить? Даже в страшном сне не хотел бы очутиться на его месте. Но тут пришла в голову одна мысль.

- Слушай, у тебя, вроде, проблемы со слухом?

- Да, на одно ухо плохо слышу.

- Вот ты и скажи об этом «товарищу». Мол, рад бы помочь в борьбе с врагами государства, но не могу по причине плохого слуха.

- Чогось не дочуваю, - сказал Юрий по-украински и в первый раз за время нашего разговора улыбнулся. - А що з глухого узяти?

Не знаю, помог ли ему мой совет. Через какое-то время я пришел в редакцию и узнал, что Доценко здесь уже не работает. Сказали, что уехал на родину, в Донецкую область.

С. И. АВДЕЕНКО. Статья была опубликована в № 8 Мелитопольского краеведческого журнала.