Мелитопольские врачи рассказали о смерти 26-летней пациентки

Журналист газеты "Факты и Комментарии" Ирина Левченко опубликовала собственное расследование

21 сентября стало черной датой для жительницы Мелитополя Елены Синявской — в этот день она потеряла единственную дочь, 26-летнюю Кристину Ткаченко. Еще за пять дней до этого девушка ни на что не жаловалась, работала массажистом в одной из поликлиник города, воспитывала маленького сыночка, по словам мамы, вела здоровый образ жизни. Когда почувствовала недомогание, обратилась к врачам, но, так и не дождавшись точного диагноза, была срочно госпитализирована и скончалась в реанимации горбольницы. «Моего ребенка уже не вернуть, но, может, наш случай поможет уберечься от нерадивых медработников и спасет чью-то жизнь?» — с такими словами женщина обратилась к журналистам.

— Дочке в детстве поставили диагноз: пролапс митрального клапана (выпячивание одной или обеих створок митрального клапана сердца. — Авт.), но уже в 12 лет, когда она была в местном санатории, ей делали УЗИ сердца, и оказалось, что все прошло, патологии никакой нет, — объясняет «ФАКТАМ» Елена Синявская. — Так бывает у детей. Кристина хорошо училась в школе, окончила медицинский колледж по специальности «фельдшер», а затем Запорожский национальный университет по специальности «массажист-реабилитолог». Беременность нормально перенесла, наша участковая терапевт Татьяна Дорофеевская смотрела ее сердце, все было в порядке. С мужем дочь разошлась, когда малышу было всего 2,5 месяца, поэтому на работу вышла до окончания отпуска по уходу за ребенком. Внука в садик не отдавали, присматривали за ним сами.

Все началось в субботу, 17-го сентября. Дочь осталась дома с малышом, а мы поехали на рынок. Кристина мне звонит: «Мама, надо то купить, другое», потом вдруг: «Ой, что-то мне плохо, плохо, плохо…» Знаю, что без причины она не стала бы такое говорить. И вдруг связь прерывается. У меня началась паника. Пока бежали к машине, на ходу с мобильного набрала «скорую», чтобы время не терять. Приезжаем, дочка объясняет: «У меня потемнело в глазах, схватило в груди… Я вышла на улицу, мне вроде бы полегчало. Надо отменить вызов «скорой». Ну я и отменила. Знаю, что медики всегда едут нехотя, высказывают претензии. А часа через полтора Кристина снова жалуется: «Ой, болит! Вот так по ходу пищевода в груди боль идет прямо к горлу и челюсть стягивает».

Я как медработник (медсестра при участковом педиатре. — Авт.) понимаю, что это сердечная патология, может быть, даже инфаркт. Обеспечиваю доступ кислорода, вызываю «скорую», начинаю давление мерить… Позвала соседку — преподавателя медколледжа. Кристина жаловалась: «Я вас не вижу, темнота в глазах». Приехала «скорая» — сняли кардиограмму, спросили, что я ей давала. Отвечаю: «Корвалтаб под язык и 20 капель барбовала».

Начинаю рассказывать предысторию, а врач, мужчина лет 40, прямо с ходу заключает: «Да тут инфаркт!» Дочка потом призналась, что испытала шок от такого заявления. Но после снятия кардиограммы ее успокоили, дали еще 40 капель барбовала. И предположили, что всему виной… вегетососудистая дистония (комплекс симптомов, возникающий в силу самых разных причин). Мол, вечером холод, днем жара, бывает такое у молодежи. Спрашиваю, в какое отделение дочку повезут, а мне в ответ: «Там дежурный врач, и чем она вам в субботу поможет?»

Ну, если я вызвала врача, я же ему доверяю, правильно? — собеседница со слезами на глазах ищет поддержки у журналиста. — «Пойдете в понедельник к своему доктору».

Два выходных Кристина промучилась дома с дикой головной болью, ранним утром в понедельник поехала к участковому врачу. Потом рассказывала: «Я еле стояла на ногах. Дорофеевская послушала мне сердце и прямо подскочила на стуле, сказав медсестре: «Боже, да тут порок сердца, такие шумы прослушиваются!» Дочка объясняла ей: «У меня сильная головная боль, болят шея и голова, в висок отдает, прямо вены вздуваются. Я себя очень плохо чувствую, дайте мне направление в больницу». Но участковая заявила, что ни больничный, ни направление в стационар дать ей не может, и отправила по врачам: «Сделай рентген шейного отдела позвоночника, сходи к окулисту глазное дно проверить, а также к вертебрологу и невропатологу». Моя доченька пошла на рентген в этот же день, сдала кровь, невропатолог был в отпуске до понедельника. А так как не было больничного, то еще и на работу пошла — не могла подвести пациентов…

На следующий день был ужасный ливень, а у меня было плохое предчувствие. Решила сама поехать к Дорофеевской. Встречаю ее в коридоре:

«Доктор, дайте направление, дочка лежит пластом, как она будет работать, тем более ходить обследоваться? Ведь в стационаре можно сразу и анализы сдать, и УЗИ пройти, и специалисты все посмотрят. А то невропатолога нет, вертебролог Бог знает где, кардиолог в отпуске». Она мне, знаете, что ответила: «Что я ее — с хондрозом отправлю в стационар?» — «Как ей идти на работу? Не может встать. Да еще ливень, не хватало, чтобы упала где-то». — «Ладно, — смилостивилась врач, — выпишу на три дня по ОРВИ больничный».

В среду с утра дочь пошла к вертебрологу, врач еще заставила дождаться, пока примет всю очередь на массаж. Доводы Кристины, что она медработник, имеет право на внеочередной прием и что ей плохо, не подействовали.

На УЗИ дочку направили к Валентине Карновской, у которой, говорят, все диагнозы подтверждаются. Я Кристину привела туда, а сама ушла на работу.

Вдруг она звонит, плачет: «Мама, приди, пожалуйста, тут все очень плохо. Врач Карновская мне сказала: «Здесь расслоение грудной аорты — аневризма (разрыв крупнейшей артерии, который приводит к тому, что кровь затекает между слоями стенок аорты и расслаивает их дальше. — Авт.). Мы вызываем «скорую» и госпитализируем вас в кардиологическое отделение, срочно нужна операция, скорее всего, будут договариваться с Киевом».

Но «скорая» повезла нас не в кардиологию, до которой было метров 500, а в хирургию, через весь город! Опять-таки, если инфаркт или аневризма, должны госпитализировать лежа, чтобы пациент не делал никаких движений. А нам пришлось идти своим ходом в карету «скорой».

В приемном покое никто дочке ни давление не измерил, не послушали ее, только взглянули и ушли, сказав: «Сейчас мы будем звонить, спрашивать рекомендации запорожских врачей». Все разошлись. Подъезжает медсестра с креслом-каталкой и говорит: «Раздевайся догола». Так и сказала: «Догола!» «Мы тебя повезем, будешь голая в реанимации лежать». Вы понимаете? По коридору, где куча людей! Ну как так? Верхнюю одежду, может, надо снять, а там где-то раздеться? «Нет, туда не положено, догола» — и все тут. «Телефон и все вещи оставь здесь». Каталку бросила и ушла.

«Кристиночка, — говорю, — давай будем раздеваться». Что мне оставалось делать? Она стала раздеваться, вдруг охает: «Мне плохо». Захрипела, упала, я выскакиваю в коридор, а там из медперсонала никого! Я начала кричать. А дальше только видела, как скрутило ее ноги, остальное уже не помню… Затем я сидела возле реанимации, стучала каждые три минуты в дверь. Вскоре вышел доктор, отдал мне сережки дочери и сказал: «Это должно было случиться»…

— Елена Александровна, может, не стоило полагаться на госбольницы, а, допустим, пойти в частную клинику?

— Я не ожидала такого финала, иначе на руках понесла бы куда угодно! Не думала, что все затянется. Ведь если врач не дает больничный, не кладет в стационар, значит, это не такое уж критическое состояние?

В комнату, с интересом посматривая на незнакомых людей, входит маленький крепыш, карабкается к бабушке на колени. Прижимая внука к груди, Елена Синявская тяжело вздыхает: «Дочка в Ромочке души не чаяла, словно чувствовала, что недолго радоваться, все игрушки ему покупала, буквам в два года научила, ждала, когда говорить начнет. А его теперь как прорвало — каждый день новые слова произносит… И про маму все время спрашивает. Уточняет: «На аботи?» — «Да, Ромочка, на работе». «Проснется часа в четыре утра, встанет в кроватке и зовет…» — с горечью добавляет стоящий в дверях дедушка.

— А откуда появился диагноз хондроз?

— Сделали рентген шейного отдела позвоночника. Вертебролог иголками ее поколола, назначила лечение. Врач сказала: «Это у тебя миозит (воспаление мышц), поэтому шея и голова так сильно болят».

— Вы хотите расследования этого случая?

— Да. Когда отошла от похорон, написала в горздравотдел заявление. 30-го сентября обратилась в прокуратуру, в полицию. Еще хотела на руки получить стекла с биопсией, которые подтверждают, инфаркт это или нет, чтобы их не подменили, если дело до суда дойдет. Потому что в заключении о смерти написано: «Острый передний инфаркт миокарда с разрывом». Или все-таки аневризма? Меня также беспокоит, что историю болезни долго не передавали в морг, вдруг там что-то исправляли?

— После всего, что случилось, вы общались с кем-либо из врачей?

— Я ехала мимо поликлиники и зашла к Дорофеевской, она вела прием как ни в чем не бывало. Говорю: «Не хотите посмотреть на ребенка, которого вы оставили сиротой?» Отвечает: «Очень на мамочку похож». Вот и все, что сказала. Ни соболезнований, ни извинений ни от кого я не услышала. Потому и обратилась к журналистам. Если буду молчать, то ничего не добьюсь. Я сама 26 лет проработала в медицине. Не думала, что моего ребенка отправят на тот свет мои же коллеги-медики..

«ФАКТЫ» пообщались с медработниками, от которых зависела жизнь молодой женщины.

Об участковом терапевте Татьяне Дорофеевской с уважением отзываются и коллеги, и многочисленные пациенты. Наслышанные о ЧП переживают: «Если Дорофеевскую из-за этого уволят, то вообще не к кому будет ходить».

— Вскрытие показало, что у девушки была врожденная патология сосудов, — поясняет Татьяна Сергеевна Дорофеевская. — Кроме того, она два с лишним года назад рожала, что спровоцировало развитие болезни. И если бы она рожала естественным путем, то умерла бы еще во время родов. Ее спасло то, что плод был крупным, поэтому предпочли кесарево сечение. Ко мне Кристина пришла с жалобами на головную боль, а не на сердце. Когда я ее послушала, у нее были шумы в сердце. Я спросила, как переносит нагрузки, она говорит: «Хорошо. У меня полненький ребенок, я его ношу на руках и чувствую себя нормально». «Боли в сердце есть?» — «Нет».

Но, учитывая, что у нее в субботу был какой-то приступ, я ей назначила электрокардиограмму. Естественно, направила проверить глазное дно, потому что пациентка жаловалась на головную боль, назначила снимки шейного отдела, потому что у нее была болезненность в шейном отделе позвоночника.

Я сверила свежую кардиограмму с предыдущей и сказала, что новые данные мне не нравятся. Но ничего острого коронарного там не было. Никаких признаков инфаркта! Я у девушки спросила: «Работать можешь?» — «Да, мне сегодня на час на работу, я пойду», и она ушла. Я ее больше не видела. В среду она сделала УЗИ сердца, и при мне врач Валентина Карновская сказала: «Здесь расслаивающая аневризма аорты, сейчас мы больную срочно госпитализируем в стационар». Девушка мне ничего не говорила насчет стационара. Я же посчитала, что больную надо сначала дообследовать, а потом уже направлять с каким-то диагнозом, потому что первично у нее предполагался остеохондроз шейного отдела позвоночника — а это состояние не требует госпитализации.

— Девушка пришла самостоятельно, была спокойна, — вспоминает УЗИ-диагност Валентина Карновская. — У нее было направление от участкового терапевта на УЗИ сердца и сосудов головы.

Пациентка жаловалась на сильную головную боль, но о боли в грудине ничего не сказала. Как только я поставила датчик, диагноз был уже готов. Это редкая патология. В основном, аневризма аорты случается у людей после 60 лет из-за возрастного изменения сосудов. У молодых это свидетельствует о врожденной слабости строения сосудов… У меня уже был случай в больнице лет семь назад — парня с аневризмой аорты успешно прооперировали в Киеве, куда доставили санавиацией. Такие операции не делают даже в областном центре. В данном случае диагноз поставить было несложно, если такое хоть раз увидел — больше не спутаешь. У пациентки больше всего проблем было в корне аорты, там такие «лапти» на снимках видны! При расслаивающей аневризме летальность 80 процентов. Но я Кристину успокаивала, что у нас медицина шагнула далеко вперед, такие случаи оперируют и людей спасают. По тому, сколько дней прошло с субботы, 17 сентября, когда девушке впервые стало плохо, и что она пришла своим ходом, я поняла, что это не острая форма течения. Была уверена, что сейчас ее заберет «скорая», отвезут санавиацией в столицу и прооперируют.

Почему причиной смерти изначально сочли инфаркт, медики пояснили тем, что кровь из расслаивающей аорты лилась по сердцу, которое оставалось невредимым.

— Пациентка была направлена к нам с диагнозом расслаивающая аневризма аорты, — говорит начмед ТМО «Многопрофильная больница интенсивных методов лечения и скорой медицинской помощи» Валерий Рудик. — Я сразу же созвонился с сосудистым хирургом и заведующим кардиохирургией, получил рекомендации о наблюдении и лечении этой пациентки. Но, к сожалению, буквально через 15 минут мне сообщили, что ее состояние крайне тяжелое. Затем приступили к проведению реанимационных мероприятий, которые эффекта не имели. С момента поступления этой пациентки к нам, я думаю, возможности спасти ее не было.

В горотделе мелитопольской полиции сообщили, что по факту смерти Кристины Ткаченко открыто уголовное производство по статье «Ненадлежащее исполнение профессиональных обязанностей медицинским или фармацевтическим работником». Санкция этой статьи предусматривает запрет на занятие профессиональной деятельностью сроком до пяти лет и лишение свободы сроком до двух лет. Разбираются, кто виновен в летальном исходе, и сами медики. В горздравотделе создана комиссия, которая обязана озвучить свои выводы до 22 октября.

P.S. «Аневризмой, то есть расширением стенок аорты, называют состояние, предшествующее разрыву кровеносного сосуда, — поясняют медицинские справочники. — Человек, страдающий этим недугом, рискует своей жизнью ежесекундно, так как «прореха» в аорте неминуемо влечет за собой скорый (в течение одной—трех минут) летальный исход. Опасность этого заболевания в том, что оно может протекать без всяких проявлений».